Предисловие

Engraving by Samuel Hollyer, after a daguerreotype by Gabriel Harrison (original daguerreotype lost)
Engraving by Samuel Hollyer, after a daguerreotype by Gabriel Harrison (original daguerreotype lost)

Уитмен начинает цикл традиционным

пятистопным ямбом, как бы апеллируя к стандартному зачину классических эпических произведений - и тотчас отказывается от метрического стиха в пользу подвижной строки с ритмом, варьирующимся в зависимости от конкретной ситуации.

Не музу, поющую эпическую песнь о войне, гневе и дальних странствиях, избирает он для себя - Уитмен сам становится собственной музой: себе поющий и себя же провозглашающий героем эпоса. Он «celebrate» (праздновать, чествовать, славить – прим. переводчика) себя, а этимология этого слова в английском языке отсылает к двум понятиям «возвращение» и «частое повторение». Так и весь цикл представляет собой описание проникновения в каждую грань мира, впитывания нового знания и возвращения к собственному «я» с осознанием способности вмещать и удерживать в себе бурное многообразие полученного в земных странствиях опыта. Поэт ставит целью расширить границы эго, дабы вместить в свою сущность весь американский народ - в первую очередь, мир – во вторую, и в конечном итоге - всю Вселенную. А что делать тому, кто осознал, насколько велико его внутреннее естество, как не прославлять его – снова и снова?

На протяжении всей поэмы Уитмен задается вопросом, до какой степени может вырасти свободная личность, прежде чем распасться под давлением противоречий и всеобщей раздробленности - и всякий раз, казалось бы, достигнув этого предела, он становиться все масштабнее. В первых трех строках он отвергает две главные, по его мнению, вещи, разобщающие людей и порождающий злобу, зависть и вражду: убеждения и собственничество: «И что я принимаю, то примете вы, / Ибо каждый атом, принадлежащий мне, принадлежит и вам» - пер. Чуковского, прим. переводчика. На каждом уровне бытия мы беспрестанно перенимаем частицы живой и неживой материи, идеи, эмоции, симпатии. Как биологические клетки, еще вчера находившиеся в живой корове или несорванном растении, сегодня становятся частью нас, так и вечные атомы мироздания никогда не прекращают своего взаимодействия и перерождения в новых формах и материях.

Именно об этом говорит Уитмен, обрисовывая нам двух своих главных героев: символических «Я» и «Ты». «Я» открывает первое стихотворение цикла, «Ты» - его завершает - что сохраняется и в структуре всей «Песни о себе». Мы чувствуем энергетический посыл уитменовского «Я» ориентировочному «Ты» - ибо, как читатели, начинаем существовать в самом стихотворении. «Ты» в «Песне» можно воспринимать как адресованное целому народу или целому миру, равно как и относящееся к конкретному читателю в конкретный момент соприкосновения с текстом. Для перевода это один из наиболее сложных нюансов, так как местоимение второго лица в английском языке может характеризовать довольно разнородных адресатов: возлюбленного наравне с незнакомцем, человека, с которым находишься тет-а-тет в комнате - с бесчисленной толпой.

Уитмен словно подразнивает возможными издержками многозначности местоимения, объявляя, что видит в Вас и «простую отдельную личность – пер. Чуковского, прим. переводчика», и одновременно «en masse» - мир, населенный потенциально близкими, окружающими нас незнакомцами. В каждом случае переводчику приходится решать, станет ли его «Ты» дружески-непринужденным или церемонно-официальным, изберет ли он для него форму единственного или множественного числа.

В первом стихотворении цикла говорящий «слоняется без всякого дела и, лениво нагнувшись, разглядывает летнюю травинку» - пер. Чуковского, прим. автора – и, как мы видим далее, вся поэма сосредоточена на этом действе. Размышляя о стране, где вырос, земле своих предков, говорящий приходит к осознанию, что каждый стебелек травы есть символ взаимопорождения: трава растет из почвы, ибо частицы мертвой материи восстают из земли – и они же даруют голос поэту, формируя тот самый язык, который воспоет прошлое (ведь речевой орган в буквальном смысле был сотворен из атомов Земли, на которой - и о которой - поэт ныне поет).

Таким образом, «Песнь о себе» подводит нас к тому, что Уитмен именует «вечной дорогой», должной привести читателей, нуждающихся в избавлении от рабских убеждений и чувства собственничества, препятствующих в свою очередь духовному росту личности, - к освобождению. Читателей, коим надлежит отринуть «догматы и школы» и рискнуть отправиться за пределы привычных представлений о «добре и зле», в путь, способный помочь принять вызов первобытной энергии природы, необузданной, свободной от ограничений, которые мы привыкли беспрекословно принимать.

Перевод  K. Чуковского

Я славлю себя и воспеваю себя,
И что я принимаю, то примете вы,
Ибо каждый атом, принадлежащий мне, принадлежит и вам.
Я, праздный бродяга, зову мою душу,
Я слоняюсь без всякого дела и, лениво нагнувшись, разглядываю
летнюю травинку.
Мой язык, каждый атом моей крови созданы из этой почвы,
из этого воздуха;
Рожденный здесь от родителей, рожденных здесь от родителей,
тоже рожденных здесь,
Я теперь, тридцати семи лет, в полном здоровье, начинаю эту
песню
И надеюсь не кончить до смерти.
Догматы и школы пускай подождут,
Пусть отступят немного назад, они хороши там, где есть, мы
не забудем и их,
Я принимаю природу такою, какова она есть, я позволяю ей
во всякое время, всегда
Говорить невозбранно с первобытною силой.

Перевод  A.  Дадевoй

Я праздную – себя, пою – себя.
А что по мне, то примете и вы.
Ибо каждый атом, мне принадлежащий, принадлежит и вам.
Праздношатаюсь, призываю душу,
Праздно и простодушно всматриваюсь в острие летней травинки.
Мой язык, каждый атом моей крови – из этой почвы, этого воздуха.
Рожденный здесь от родителей, рожденных здесь от родителей, равно рожденных здесь,
Нынче я, тридцати семилетний, в добром здравии, начинаю песнь –
И надеюсь не кончить до смерти.
Догмы и школы – посторонитесь.
Отступив на шаг, где им и место, они не позабудутся.
Я принимаю и доброе, и дурное. Я позволяю природе,
на свой страх и риск,
Говорить бесцензурно, с первобытной мощью.

Послесловие

Говорят, каждое стихотворение есть акт средоточения: ни ком-то или чем-то, некий опыт существования во внезапно охватившем чувстве, представлении или воспоминании - так и Уитмен в первой части цикла «Песнь о себе» создает образ средоточения поэта на мире, «блуждания» (изумительное определение!) в нем, распахивания – «нагнувшись» над ним – собственной души. Вещи, на которые устремлен глаз поэта, крайне просты: травинка, к примеру, - но в этом-то и заключается основополагающая мысль: поэма, по меньшей мере, есть пересказание истории Вселенной - изнутри ея и вовне – с анатомического уровня состава крови, почвы, воздуха до всех проявлений сущего – таково поэтическое завещание человека, чье предназначение – расширять пределы нашего воображения, а через него – способности к со-творчеству.

Влияние «Песни о себе» на американскую поэзию не поддается описанию. «Ибо каждый атом, принадлежащий мне, принадлежит и Вам» (пер. Чуковского – прим. автора) - эти слова подвели бесчисленное количество поэтов к их собственному Слову. И вправду, без Уитмена едва ли можно представить Уильяма Карлоса Уильямса открывающего «чистейший продукт Америки», Теодора Ретке, пускающегося в «долгое путешествие за пределы себя» или Алана Гинзберга, пишущего «Вопль», не говоря уже о современных поэтах, таких как С. К. Уильямс или Паттианн Роджерс. Фактически мы все смотрим на жизнь взглядом, подсказанным первопроходцем, который завещает в заключительных строках «Песни» искать его «у себя под подошвами».

Немного об уитменовской метрике: смещение от пятистопного ямба в первой строке к ритмичному свободному стиху на манер библейских псалмов указывает на отказ от традиционного английского стихосложения, побуждающий поэта двигаться от хорошо известного к до селе неизведанному. Ему, привыкшему путешествовать в будущее, от конца травинки до самой дальней звезды и обратно, для сего путешествия требуется более разнофоновая музыка, нежели может позволить привычный белый стих. Открытая поэтом строка способна вместить невероятный диапазон звуков, предметов, интонаций, образов и идей: «Природу, какова она есть, с первобытной силою» (пер. Чуковского – прим. автора). Оная сила и порождает его песнь.

—CM

i Стихотворные фрагменты цикла представлены в переводе Корнея Чуковского. Уолт Уитмен. Листья травы. М., Художественная литература, 1982.

Вопрос

«Я славлю себя» - этой строкой начиналось первое стихотворение «Песни о себе» в первоначальной публикации цикла. Позже Уитмен внес добавление: «…и воспеваю себя» (пер. Чуковского – прим.автора). Насколько данная поправка повлияла на восприятие поэмы в целом? Чем, по Вашему мнению, руководствовался Уитмен, внося ее?