Предисловие
Во втором стихотворении Уитмен стремится к преодолению всяких ограничений, как физического, так и ментального характера. В одной из ранних заметок поэта была строка «Литература полна запахов», указывавшая, что большинство книг, философий и религий предлагают лишь закостенелую, отфильтрованную точку зрения на мир. Опьяняющую, несомненно, заманчивую и - отравляющую.
Мы всегда пребываем в искушении прожить собственные жизни согласно установкам тех, кто жил до нас, в то время как Уитмен призывает освободиться от привычных рамок, позволить чувствам полностью раскрыться и самим вдохнуть свежего неотфильтрованного воздуха. Здесь процесс дыхания становится в буквальном смысле средством «вдохновения», подлинной возможности вдоха для всего мира.
В стихотворении Уитмен воспроизводит традицию «выпевания», «выговаривания» поэмы, напоминая нам, что поэзия изначально проистекает не из рассудка, и даже не из души, но, в первую очередь, из тела. Вдохновение приходит через дыхание - атомы воздуха, поглощаемые при дыхании, возвращаются в мир песней.
Уитмен говорит, что в написании стихов участвует каждая часть организма: легкие, сердце, руки, гениталии – вместе с воздухом, насыщающим нашу кровь через легкие, подающимся в мозг и далее разносящимся по всем клеткам нашего тела. Мы пишем (как, впрочем, и читаем) используя физическое тело, наравне с разумом.
Поэт позволяет миру вступить с ним в близкий контакт – вплоть до ощущения полного единения с тем, что прежде было чужеродным – корни и ветви виноградной лозы отныне кажутся ему частью интимной энергии, которую он чувствует в своем обнаженном теле («любовный корень, шелковинка, стволы-раскоряки»). Чувство соприкосновения и взаимообмена хорошо знакомы поэту, ибо он дышит миром лишь для того, чтобы «выдохнуть» его обратно - потоком живого стихотворения. Для этого он призывает на помощь все органы чувств: обоняние («Запах свежей листвы и сухой листвы»), слух («Мой голос, извергающий слова»), осязание («Легкие поцелуи»), зрение («Игра света и тени»), вкус («Пар моего дыхания», «он же практически дым, предвещающий уже вспыхнувший пожар»).
Уитмен мягко усмехается над теми, кто полагает, что в совершенстве освоил искусство чтения и толкования прочитанного. Поэт любопытствует, столь ли мы, читатели, «горды, оттого, что удалось добраться до смысла поэм» и приглашает побыть «день и ночь» с ним, как бы внутри «Песни о себе» - поэмы, не стремящейся к намеренному сокрытию смыслов и в то же время требующей мастерства оккультной герменевтики для их постижения. Он предлагает нам стихотворение, рожденное из чистых, не отфильтрованных человеком, источников природы, слово, извергнутое (высказанное со всей неприкрытой мощью, выкрикнутое, с яростью брошенное), а отнюдь не жеманно-светское. Вся поэма есть не руководство действию, не призыв к чужой вере, но нечто способное помочь Вам «испытать» этот мир, увидев его собственными глазами. Мы принимаем Слово поэта лишь для того, чтобы после пропустить его через самое себя, совсем как частички воздуха и парящие в нем, сливающиеся атомы мироздания.
—EF
i Стихотворные фрагменты цикла представлены в переводе Корнея Чуковского Уолт Уитмен. Листья травы. М., Художественная литература, 1982.
Пахнут духами дома и квартиры, на полках так много духов, Я и сам дышу их ароматом, я знаю его и люблю, Этот раствор опьянил бы меня, но я не хочу опьяняться. Воздух не духи, его не изготовили химики, он без запаха, Я глотал бы его вечно, я влюблен в него, Я пойду на лесистый берег, сброшу одежды и стану голым, Я схожу с ума от желания, чтобы воздух прикасался ко мне. Пар моего дыхания, Эхо, всплески, жужжащие шепоты, любовный корень, шелковинка, стволы-раскоряки, обвитые лозой, Мои вдохи и выдохи, биение сердца, прохождение крови и воздуха через мои легкие, Запах свежей листвы и сухой листвы, запах морского берега и темных морских утесов, запах сена в амбаре, Мой голос, извергающий слова, которые я бросаю навстречу ветрам, Легкие поцелуи, объятия, касания рук, Игра света и тени в деревьях, когда колышутся гибкие ветки, Радость - оттого, что я один, или оттого, что я в уличной сутолоке, или оттого, что я брожу по холмам и полям, Ощущение здоровья, трели в полуденный час, та песня, что поется во мне, когда, встав поутру, я встречаю солнце. Ты думал, что тысяча акров - это много? Ты думал, что земля - это много? Ты так долго учился читать? Ты с гордостью думал, что тебе удалось добраться до смысла поэм? Побудь этот день и эту ночь со мною, и у тебя будет источник всех поэм, Все блага земли и солнца станут твоими (миллионы солнц в запасе у нас), Ты уже не будешь брать все явления мира из вторых или третьих рук, Ты перестанешь смотреть глазами давно умерших или питаться книжными призраками, И моими глазами ты не станешь смотреть, ты не возьмешь у меня ничего, Ты выслушаешь и тех и других и профильтруешь все через себя.
Пропахли комнаты и дома, полки заполонили запахи, Я сам вдыхаю их аромат, знаю его, люблю его. Духи одурманили бы меня, да я не позволю. Воздух – не парфюмерия, он не пахуч, в нем нет химического привкуса, Влюбленный в него, я глотал бы его вовеки, Пойду на лесистый берег, разденусь и сброшу маски, Хочу - до безумья – чтоб воздух касался меня, Дым моего дыхания, Отзвуки, рябь на воде, жужжание и шепотки, любовный корень и шелковинка, разлапившийся виноград. Выдох – и вдохновение, биение сердца, движение крови и воздуха через легкие. Запах свежей листвы, и сухой листвы, и берегов, и мрачных морских утесов, и сена в амбаре, Звуки изверженных слов моих, отданных ветру. Поцелуи, объятия, прикосновения рук. Игры света и тени в деревьях, покуда качаются тонкие ветки. Восторг – в одиночестве ли, в суматохе ли улиц или покое полей и холмов. Ощущенье здоровья, полуденной трели и песни во мне: встающем с постели или встречающем солнце. Ты думал, что тысяча акров – много? ты думал, земля – это много? Ты так долго учился читать? Ты гордился, будто добрался до смысла стихов? Задержись в этом дне и ночи со мной, и получишь первоисточник стихов, Получишь блага земли и солнца (а солнц у нас миллионы). Ты больше не станешь довольствоваться товаром вторых или третьих рук, ни смотреть глазами умерших, ни кормиться книжными призраками, И у меня не возьмешь ничего, не моими глазами станешь смотреть, Ты всякого выслушаешь и всё сквозь себя процедишь.
Послесловие
Какой поэт мог бы противиться соблазну «владеть первоначалом всех стихов» и «непрерывно пить из источника вдохновения»? Именно это Уитмен предлагает нам во втором стихотворении «Песни о себе» - и даже более: «все блага земли и солнца», и всех звезд – а главное, готовность из первых рук обучить читателя принятию нового опыта: видеть истинное и выстраивать, по выражению Эмерсона, «первозданные отношения со Вселенной». Ради этих отношений поэт отказывается дышать «опьяняющим ароматом человеческого общества», предпочитая воздух-без-запаха, вдохновляющий дух природы, с присущим тому состоянием свободы и живости, пребывая в которых поэт самораскрывается – в потоке мира.
Во втором фрагменте стихотворения, состоящем из одного длинного предложения, Уитмен призывает на помощь все чувства: вкус, осязание, обоняние, слух, зрение - дабы быть готовым ощутить «Запах свежей листвы и сухой листвы, запах морского берега и темных морских утесов, запах сена в амбаре…» (пер. Чуковского – прим. автора). Поэт вбирает в себя все окружающее – и слагает песнь «встречи с солнцем»; протягивает руку каждому, кто пожелает «побыть с ним этот день и эту ночь». Он обещает научить нас видеть и петь - для самих себя, вне всяких сторонних влияний, в то числе и влияния учительского. Ибо именно в этом таится ключ к Царствию безграничного воображения. Ибо только так можно принять масштабность Вселенной – масштабность, в коей и будут слагаться стихотворения будущего.
—CM
Вопрос
Что, по Вашему мнению, Уитмен имеет в виду, говоря: «Побудь этот день и эту ночь со мною», и «у тебя будет источник все поэм»? Как одно стихотворение может стать «источник всех поэм»?
Из каких источников вообще «произрастают» стихи?