Предисловие

Четыре восклицательных знака знаменуют начало нового стихотворения - иллюстрируя всю энергию и волю, потребовавшиеся поэту, чтобы вырваться из унизительного положения нищего, в котором мы оставили его в конце предыдущей части. В один из наиболее щекотливых моментов поэмы, ее автор кричит – главным образом себе: «Довольно! Довольно! Довольно!» Да, он сознает: смерть, страдание, болезни, боль - неизбежны, но не менее отчетливо он сознает и то, что трагическая, какой она нам кажется, темная сторона существования – все же лишь сторона, лишь часть жизни. Ужас, с коим мы порой сталкиваемся, потери, свидетелями которых становимся, легко могут раздавить человека – тем важнее уметь подняться, воскреснуть, двигаться дальше – в грядущее.

Именно это поэт был вынужден делать сам на протяжении и после Гражданской войны, когда на месте бойни, унесшей восемьсот тысяч жизней, пришлось строить новое будущее - вместо того, чтобы беспрерывно думать о случившемся, тем самым усугубляя раздор, в котором пребывала страна. Поэт чувствует, что «чуть было не сделал обычной ошибки»: не спутал обиды, оскорбления, слезы и удары с истинной сущностью жизни. «Я заглажу свой промах», - уверяет он, ибо понимает: когда мы сталкивается с чем-то очень болезненным, оно всегда нам кажется единственно-возможным, стирая из памяти все светлые, наполненные любовью и созиданием моменты жизни.

А между тем, эти солнечные моменты и составляют большую часть жизни, хотя и затмеваются порой ее черными полосами и даже кажутся более невозможными. Но Уитмен, после столь долгого пребывания в «темноте», возвращается к ним. Тем самым вновь отсылая нас к истории воскресения Христа – только отныне не он один, но мы все чувствуем, как «распинают на кресте и венчают кровавым венком».

Да, мы все оказываемся на кресте с терновым венцом на голове, нам всем надлежит научиться – как заповедует Уитмен на протяжении всей поэмы – принимать на себя муки и боль других. А после – научиться воскресать, исцелять собственные раны и продолжать строить царствие демократии. Не случайно в черновиках этого стихотворения содержались строки, прямо указывавшие на связь поэта с Христом: «Напрасно пробивали мне руки гвоздями / Я помню, как распинали меня на кресте и венчали кровавым венком / … Я жив – в Нью-Йорке и в Сан-Франциско / Я вновь ступаю по улицам спустя две тысячи лет».

В американской истории много кровавых страниц, но всякая страна, ставя перед собой новые цели, вынуждена извлекать из кровавых уроков то, что позволит ей выстроить новое будущее - которое, быть может, и стоит жертв прошлого. Позволит стать народом, верящим не в одно лишь библейское воскресение, но в непрерывную последовательность воскрешений: от смерти – к жизни; народом демократичных Иисусов - от Нью-Йорка до Сан-Франциско.

Поэт шагает «вперед вместе с другими простыми людьми, и нет нашей колонне конца» - в этой колонне он не более божественен, чист или близок к Богу, чем любой другой. Ведь сущность истинной демократии такова, что в цепи непрерывного развития мы все равно приближены к Господу, божественность – неотъемлемое свойство каждого, каким бы звеном он ни был, ведь только так цепь может устремляться к грядущему, покуда «В глубь страны мы идем и по взморью» и «переходим границы». Отнюдь не просто было поэту бросить этот клич, призвать всех подняться из праха и поражения, дабы вместе на неизведанных землях строить неизведанное будущее. Потому он призывает нас – одиннадцать своих апостолов-учеников (французское слово Уитмен, вероятно, использует как намек на активную роль студентов в подавлении антидемократических движений в годы Французской революции 1848 года[1]) – чтобы следовать его поэтическим путем, «записывать то, что он говорит», и главное - по мере продвижения вперед - снова и снова «продолжать задавать вопросы».

Э. Ф.

[1] В оригинале поэтического текста Уитмен использует французское слово «Eleves»